Неточные совпадения
— Ох! за
грехи меня,
старого, бог попутал! — простонал бригадир и горько заплакал.
Ужасно то, что мы —
старые, уже с прошедшим… не любви, а
грехов… вдруг сближаемся с существом чистым, невинным; это отвратительно, и поэтому нельзя не чувствовать себя недостойным.
Ну уж мне, старухе, давно бы пора сложить
старые кости на покой; а то вот до чего довелось дожить:
старого барина — вашего дедушку, вечная память, князя Николая Михайловича, двух братьев, сестру Аннушку, всех схоронила, и все моложе меня были, мой батюшка, а вот теперь, видно, за
грехи мои, и ее пришлось пережить.
— «Армия спасения». Знаете: генерал Бутс и
старые девы поют псалмы, призывая каяться в
грехах… Я говорю — не так? — снова обратился он к Марине; она ответила оживленно и добродушно...
Перечислил, по докладу Мережковского в «Религиозно-философском собрании», все
грехи Толстого против религии, науки, искусства, напомнил его заявление Льва, чтоб «затянули на
старом горле его намыленную петлю», и объяснил все это болезнью совести.
— Да что это, Илья Ильич, за наказание! Я христианин: что ж вы ядовитым-то браните? Далось: ядовитый! Мы при
старом барине родились и выросли, он и щенком изволил бранить, и за уши драл, а этакого слова не слыхивали, выдумок не было! Долго ли до
греха? Вот бумага, извольте.
Вера, по настоянию бабушки (сама Татьяна Марковна не могла), передала Райскому только глухой намек о ее любви, предметом которой был Ватутин, не сказав ни слова о «
грехе». Но этим полудоверием вовсе не решилась для Райского загадка — откуда бабушка, в его глазах
старая девушка, могла почерпнуть силу, чтоб снести, не с девическою твердостью, мужественно, не только самой — тяжесть «беды», но успокоить и Веру, спасти ее окончательно от нравственной гибели, собственного отчаяния.
— Затем, чтоб и мне вытерпеть теперь то, что я должна была вытерпеть сорок пять лет тому назад. Я украла свой
грех! Ты знаешь его, узнает и Борис. Пусть внук посмеется над сединами
старой Кунигунды!..
Они находят все
старое прекрасным, перемен не желают и все новое считают
грехом.
Много было
грехов в
старой шляхетской Польше, но
грехи эти искуплены жертвенной судьбой польского народа, пережитой им Голгофой.
В растворенные двери реставрированного атриума, без лар и пенат, видится уже не анархия, не уничтожение власти, государства, а строгий чин, с централизацией, с вмешательством в семейные дела, с наследством и с лишением его за наказание; все
старые римские
грехи выглядывают с ними из щелей своими мертвыми глазами статуи.
— Вы всей Москве должны!.. В ваших книгах обо всей Москве написали и ни слова не сказали о банях. А ведь Москва без бань — не Москва! А вы Москву знаете, и
грех вам не написать о нас,
старых москвичах. Вот мы и просим вас не забыть бань.
— А мне что!.. Какая есть…
Старая буду,
грехи буду замаливать… Ну, да не стоит о наших бабьих
грехах толковать: у всех у нас один
грех. У хорошего мужа и жена хорошая, Галактион. Это уж всегда так.
У Костромы было чувство брезгливости к воришкам, слово — «вор» он произносил особенно сильно и, когда видел, что чужие ребята обирают пьяных, — разгонял их, если же удавалось поймать мальчика — жестоко бил его. Этот большеглазый, невеселый мальчик воображал себя взрослым, он ходил особенной походкой, вперевалку, точно крючник, старался говорить густым, грубым голосом, весь он был какой-то тугой, надуманный,
старый. Вяхирь был уверен, что воровство —
грех.
Когда наступила пора учить его языкам и музыке, Глафира Петровна наняла за бесценок
старую девицу, шведку с заячьими глазами, которая с
грехом пополам говорила по-французски и по-немецки, кое-как играла на фортепиано да, сверх того, отлично солила огурцы.
Агафью все в доме очень уважали; никто и не вспоминал о прежних
грехах, словно их вместе с
старым барином в землю похоронили.
И еще тебе скажу, затаилась ты и, как змея, хочешь
старую кожу с себя снять, а того не подумала, што всем отпустятся
грехи, кроме Июды-христопродавца.
— Мы из миру-то в леса да в горы бежим спасаться, — повествовала Таисья своим ласковым речитативом, — а грех-то уж поперед нас забежал… Неочерпаемая сила этого
греха! На што крепка была наша
старая вера, а и та пошатилась.
То, что некогда было с Аграфеной, повторилось сейчас с Федоркой, с тою разницей, что Ганна «покрыла» глупую девку и не сказала никому об ее
грехе. О будущем она боялась и подумать. Ясно было пока одно, что Федорке не бывать за Пашкой. А Федорка укрепилась дня на три, а потом опять сбежала, да и к утру не пришла, так что ее хватился и сам
старый Коваль.
Однако довольно заряжать тебя этими
старыми толками. От тебя можно услышать что-нибудь новое, а мне трудно отсюда политиковать. В уверенности только, что ты снисходительно будешь все это разбирать, я болтаю. Еще если б мы могли говорить, а заставлять читать мой вздор — просто
грех!
Сказывал
старый камердинер его, Платон, что у покойного
старая пассия в Москве жила и от оной, будто бы, дети, но она, по закону, никакого притязания к имению покойного иметь не может, мы же, по христианскому обычаю, от всего сердца
грех ей прощаем и даже не желаем знать, какой от этого
греха плод был!
Он казался мне бессмертным, — трудно было представить, что он может
постареть, измениться. Ему нравилось рассказывать истории о купцах, о разбойниках, о фальшивомонетчиках, которые становились знаменитыми людьми; я уже много слышал таких историй от деда, и дед рассказывал лучше начетчика. Но смысл рассказов был одинаков: богатство всегда добывалось
грехом против людей и бога. Петр Васильев людей не жалел, а о боге говорил с теплым чувством, вздыхая и пряча глаза.
Рассказал он мне однова, как прославился перед барином верностью своей рабьей:
старого Бубнова наложница стала Лексея на
грех с ней склонять, девица молодая была она, скучно ей со стариком…
Да и Алексей-то,
старый грешник, постыдился бы добрых людей!» Эти ругательные замечания она заключала всякий раз молитвою, чтоб господь бог простил ее племяннику
грех рождения Любоньки.
На вечернем учении повторилось то же. Рота поняла, в чем дело. Велиткин пришел с ученья туча тучей, лег на нары лицом в соломенную подушку и на ужин не ходил. Солдаты шептались, но никто ему не сказал слова. Дело начальства наказывать, а смеяться над бедой
грех — такие были
старые солдатские традиции. Был у нас барабанщик, невзрачный и злополучный с виду, еврей Шлема Финкельштейн. Его перевели к нам из пятой роты, где над ним издевались командир и фельдфебель, а здесь его приняли как товарища.
Признаться, не
грех бы бедняге Несчастливцеву и покутить на эти деньги; не мешало бы ему,
старому псу, и поберечь их на черный день.
Зная озорливость приемыша и опасаясь, не без оснований, какого-нибудь
греха с его стороны в том случае, если дать ему волю,
старый рыбак всячески старался отбить у него охоту таскаться на озеро; это было тем основательнее, что времени оставалось много еще до предположенной свадьбы.
— Ничего из этого не будет, только обременю вас, — сказал он, — надо самому хлопотать как-нибудь. Пока глаза мои видят, пока терпит господь
грехам — сил не отымает, буду трудиться.
Старее меня есть на свете, и те трудятся, достают себе хлебец. Должон и я сам собою пробавляться… Может статься, приведет господь, люди добрые не оставят, вам еще пригожусь на что-нибудь… Полно, дочка, сокрушаться обо мне, старике: самую что ни на есть мелкую пташку не оставляет господь без призрения — и меня не оставит!..
Старые наши выдумки к нам приползли с Востока, новые мы с
грехом пополам с Запада перетащили, а мы все продолжаем толковать о русском самостоятельном искусстве!
— Сегодня я сведу тебя к Шухардину, — ответил Прокоп, — а завтра, если бог
грехам потерпит, направим стопы в «
Старый Пекин».
— Ни дать, ни взять — Корсаков, — сказал
старый князь Лыков, отирая слезы смеха, когда спокойствие мало по малу восстановилось. — А что
греха таить? Не он первый, не он последний воротился из Немецчины на святую Русь скоморохом. Чему там научаются наши дети? Шаркать, болтать бог весть на каком наречии, не почитать старших, да волочиться за чужими женами. Изо всех молодых людей, воспитанных в чужих краях (прости господи), царской арап всех более на человека походит.
Ходил Мухоедов необыкновенно быстро, вечно торопился куда-то, без всякой цели вскакивал с места и садился, часто задумывался о чем-то и совершенно неожиданно улыбался самой безобидной улыбкой — словом, это был тип
старого студента, беззаботного, как птица, вечно веселого, любившего побеседовать «с хорошим человеком», выпить при случае, а потом по горло закопаться в университетские записки и просиживать за ними ночи напролет, чтобы с
грехом пополам сдать курсовой экзамен; этот тип уже вывелся в русских университетах, уступив место другому, более соответствующему требованиям и условиям нового времени.
— Ой, Юлия Владимировна! Как вас можно ненавидеть? — Так, в горячности, — больше ничего. Извольте, я поговорю, только сначала сторонкой кой-что поразузнаю и сегодня же дам ответ. Вам бы давно ко мне прислать, — как вам не
грех? Случилось этакое дело, а меня не требуете; вы знаете, как я предана вашему семейству — еще на днях получила от Владимира Андреича письмо: поручают
старую коляску их кому-нибудь продать. До приятного свидания.
Старая и почтенная ключница, очень обижавшаяся тем, что ее заставляют, как простую прачку, полоскать всякую дрянь, объяснила, что она лучше мыть не умеет и что уже она стара, и потому с нее
грех спрашивать, как с молоденькой.
Флор Федулыч. Пора переменить-с; да это дело минутное, не стоит и говорить-с. Экипажи тоже надо новенькие, нынче другой вкус. Нынче полегче делают и для лошадей, и для кармана; как за коляску рублей тысячу с лишком отдашь, так в кармане гораздо легче сделается. Хоть и
грех такие деньги за экипаж платить, а нельзя-с, платим, — наша служба такая. Я к вам на днях каретника пришлю, можно будет
старые обменять с придачею.
Краснова. Ну да, глупенькая, как бы не так! Если послушать, что старые-то люди говорят, так я и то
грех большой делаю. По старому-то закону я, кроме мужа, не должна никого любить. Только что, так как я его любить не могу, а вас и допрежде того любила, и сердца мне своего не преодолеть, так уж я… Только сохрани вас господи!.. и уж я ни под каким видом… потому что я хочу в законе жить.
В отдел только просился: у тебя семья своя, у меня своя, что нам на
грехе жить!» Батька и заплакал, слышь; ну,
старый уж человек был, известно!
Я ему и говорю: «Не
грех ли, говорю, батька, тебе это говорить?» Барин тоже слушал, слушал нас, да как крикнет на батьку: «Ах ты, говорит,
старый хрен, с седой бородой, взял молодую жену да детей всех на нее и променял!
Марина. Ты, Микита, не вереди, где наболело. Я закон приняла и ты тож.
Грех мой прощеный, а
старое не пороши…
Бабка Авдотья, которая построила постоялый двор, была
старой веры, ее же сын и оба внука (отцы Матвея и Якова) ходили в православную церковь, принимали у себя духовенство и новым образам молились с таким же благоговением, как
старым; сын в старости не ел мяса и наложил на себя подвиг молчания, считая
грехом всякий разговор, а у внуков была та особенность, что они понимали писание не просто, а всё искали в нем (крытого смысла, уверяя, что в каждом святом слове должна содержаться какая-нибудь тайна.
— Ах, сударь Иван Семеныч, разве легко нам это рассказывать. Посмотрели бы вы, как вся дворня, от мала до большого, все мужички горькими обливаются слезами, вспоминая
старого барина, хотя, конечно,
грех сказать и про Дмитрия Никитича, чтобы они этакие были строгие или уж чрез меру взыскательные.
Иван Иванович. Забыл господь… За
грехи… За мои
грехи… Зачем грешил,
старый шут? Убивал тварей божиих, пьянствовал, сквернословил, осуждал… Не вытерпел господь и поразил.
— Полно, Емеля, полно; ну, был
грех такой, ну — и прошел! Прах его побери! Давай жить по-старому.
— Напрасно, старче Божий, такое о Москве рассуждение держите, — вступился московский посол. — Земля
грехами преисполнена, Москва на ней же стоит. Праведников, подобных прежним отцам, не видим, обаче ревности по древлему благочестию не лишены. Прилежания к
старой вере в московском обчестве довольно. О том по всем странам премного известно.
Ужин в молчании прошел. По
старому завету за трапезой говорить не водится…
Грех… И когда встали из-за стола и Богу кресты положили, когда Фекла с дочерьми со стола принялись сбирать, обратился Трифон Лохматый к сыну с расспросами.
— Полно, батько, постыдись, — вступилась Аксинья Захаровна. — Про Фленушку ничего худого не слышно. Да и стала бы разве матушка Манефа с недоброй славой ее в такой любви, в таком приближенье держать? Мало ль чего не мелют пустые языки! Всех речей не переслушаешь; а тебе,
старому человеку, девицу обижать
грех: у самого дочери растут.
— Да хоть бы того же Василья Борисыча. Служит он всему нашему обществу со многим усердием; где какое дело случится, все он да он, всегда его да его куда надо посылают. Сама матушка Пульхерия пишет, что нет у них другого человека ни из
старых, ни из молодых… А ты его сманиваешь…
Грех чинить обиду Христовой церкви, Патапушка!.. Знаешь ли, к кому церковный-от насильник причитается?..
— У Груни кладовая-то деревянная, в подклете по́д домом, а строенье
старое да тесное. Долго ль тут до беды? Ну как,
грехом, случится пожар? А у меня палатка каменная под сводами и строена на усаде вдалеке от жилого строенья. Не перевезти ли до времени твои пожитки ко мне?.. Страху будет меньше. Как думаешь?
Даже русский купец
старого режима, который наживался нечистыми путями и делался миллионером, склонен был считать это
грехом, замаливал этот
грех и мечтал в светлые минуты о другой жизни, например, о странничестве или монашестве.
—
Грехи старых годов, Сергей Андреич… После все расскажу; теперь помогите собрать это…